Главная: Коллекции и экспозиции: Выставки онлайн: «В лесах и на горах: быт старообрядцев Поволжья»
Открытие выставки офлайн состоялось 14 марта 2020 года. С 7 апреля выставка открыта онлайн.
Авторский коллектив – научные сотрудники отдела этнографии русского народа:
О.Г.Баранова, Я.Л.Берестень, А.Б.Островский, Е.Л.Мадлевская, А.А.Чувьюров
Фотограф – О.В.Ганичева
«Раскольники», «старообрядцы», «староверы», хранители древнего благочестия. Для многих наших современников это строгие люди: мужчины с бородами, женщины в платках – истые верующие, кладущие крестное знамение двумя перстами. Подчас трудно представить, что в середине XIX века молодая девушка-скитница могла быть задорной, неунывающей и мастерицей на шутки и розыгрыши, что парень-старообрядец мог одеваться по последней европейской моде, а купец-тысячник, приобретая иконы и лампады для своих мастерских, стал бы основательно торговаться на ярмарке. Неожиданным может показаться, что в старообрядческой среде во время крестинного обеда могли заливисто хохотать над молодым отцом, заставляя его есть пересоленную кашу, или что не такой уж и редкостью были свадьбы «самокруткой».
На настоящей выставке зрители могут познакомиться с бытом, занятиями, обычаями и обрядами мирских старообрядцев Поволжья, а также с некоторыми сторонами скитской жизни.
Нижегородский край с первых лет раскола Русской церкви, произошедшего в 1660-е годы, стал одним из оплотов древлеправославия. В середине XIX века здесь проживало более 170 тысяч старообрядцев разных направлений. Велика была роль старообрядчества в становлении экономической мощи данного региона. Староверы занимались преимущественно кустарными промыслами. Наиболее развитыми были плотницкое и столярное мастерство, кожевенное и овчинное производства, кузнечные работы, изготовление рыболовных сетей, рыбная ловля на месте и на Каспийском море, лоцманство и другие. Семеновский уезд был местом сосредоточения ложкарного промысла, а в самом г. Семенове существовало кустарное производство лестовок – продукция обоих, для пищи телесной и духовной, была широко известна далеко за пределами Нижегородчины.
Торговая и промышленная деятельность старообрядцев была не менее весомой. Они занимались судостроением, торговлей хлебом, железом и железными изделиями, скотом и мясом, кожами и овчинами, рыболовными снастями, пенькой и холстом, маслом и др. Благодаря трудолюбию и строгой дисциплине общинам староверов удавалось скапливать немалые капиталы. Преумножение личного состояния рассматривалось как возможность не только содержать свою семью, но и поддерживать своих единоверцев. Богатство считалось праведным лишь тогда, когда обеспеченный помогал нуждающемуся. Благотворительность стала неотъемлемой чертой старообрядчества. В ХIХ веке богатые купцы-предприниматели поддерживали монастыри и скиты, жертвовали на постройку храмов, часовен, общественных зданий деньги и материалы. По всей стране они скупали старые книги, иконы, церковную утварь, которые передавали в скиты и распространяли среди старообрядцев. Грамотность была широко распространена среди старообрядцев. Знающие грамоту по возможности уделяли время чтению «божественных книг», что воспринималось как подвиг духовный, характеризующий богоугодную жизнь.
Нижний Новгород благодаря проходившим в нем ярмаркам являлся важным местом, где решались многие экономические, религиозные, благотворительные вопросы, а также поддерживались связи с единомышленниками из других регионов России.
Трудно переоценить роль старообрядчества в сохранении русской культуры допетровского времени. Благодаря староверам сохранилось множество первопечатных и рукописных старинных книг, которые после раскола были признаны официальной властью еретическими и подлежали уничтожению. Немалой была заслуга староверов и в сохранении предметов древнерусского обихода.
Выставка посвящена преимущественно бытовой и обрядовой сфере жизни старообрядцев. Здесь представлены темы местного костюма, мужских ремесел и женских занятий рукоделием, обрядов жизненного цикла, религиозных атрибутов. Многое из перечисленного известно в тонких подробностях благодаря исследованиям П.И. Мельникова-Печерского в качестве чиновника по особым поручениям. Его личный интерес к изучаемой среде, перекрыв со временем чиновничьи задачи, позволил во всей глубине понять и оценить культуру старообрядцев как хранителей древних традиций русского народа ради будущих поколений. Поэтому на выставке, наряду с экспонатами из собрания Российского этнографического музея, представлены выдержки из романов П.И. Мельникова-Печерского «В лесах» и «На горах». Цитаты являются своего рода документами, сохранившими реальную атмосферу жизни нижегородских старообрядцев в середине XIX века и позволяющими почувствовать колорит их языка и стилистику отношений. Хотелось бы в наше практичное время напомнить и о лучших личностных – деловых и духовных качествах старообрядцев, запечатленных П.И. Мельниковым-Печерским в образах героев и героинь романа. Это чувство собственного достоинства, несокрушимая честность, ум и сметливость, деятельность и трудолюбие, крепкая приверженность к исконно русским устоям и обычаям; мысль не только о своей семье, но и о попавших в беду, осиротевших, немощных, нуждающихся – служение людям; чувство долга и безоглядная отвага в духовном подвижничестве – служение Богу.
Ле́стовки
Ле́стовка (от др.-рус. лествица – «лестница») – разновидность четок, использовавшихся преимущественно в монашеской среде Древней Руси. После раскола более использовалась у старообрядцев. Лестовка внешне напоминает гибкую лестницу и символизирует в древнерусской традиции лестницу духовного восхождения от земли на Небо. Каждая деталь в лестовке имеет символический смысл.
Лестовка замкнута в кольцо – в знак непрестанной молитвы. Две пары лапостков – символ двух скрижалей Завета Божия. Треугольник лапостка – символ Святой Троицы; число лапостков означает число евангелистов. На лестовке имеется 100 простых «ступеней», называемых бобочками. Символика канонизированных в старообрядческой традиции количеств бобочков: 12 – число апостолов; 38 – количество недель Превечного Младенца во чреве Богоматери, 33 – число земных лет жизни Христа, 17 – число пророчеств о Мессии в Ветхом Завете.
Внутрь каждого из бобочков при шитье лестовки вставляли крохотный бумажный свиток с Исусовой молитвой: «Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
Изготовление лестовок – один из традиционных старообрядческих промыслов. В конце XIX – начале XX века хлебопромышленник Николай Бугров практически монополизировал производство лестовок, основав крупный центр их изготовления в городе Семенове.
Литые иконы и складни
Литые иконы и складни. Меднолитые иконы известны на Руси с XI века, со времени распространения христианства. Массово их стали изготовлять с XIV века. После Указа 1723 года, в котором был объявлен запрет на производство металлических икон, они стали восприниматься как принадлежность старообрядчества. Большинство из них можно отнести к так называемым «путным» – путевым – иконам, которые сопровождали ревнителя старой веры на протяжении всего его жизненного странствия. Распространение в старообрядчестве металлических икон, обычного небольшого размера, объясняется, прежде всего, историческими условиями – постоянным, на протяжении более двух столетий, странствованием староверов из-за преследования государственной властью. Медное литье было легко копировать в большом количестве. Металлические иконы было просто сохранять и передавать из поколения в поколение.
Начало и расцвет старообрядческого производства меднолитых крестов, икон и складней – с 90-х годов XVII столетия – связан с возникновением монастырей и скитов на реке Выг. Позднее, во второй половине XVIII века отливали кресты и иконы старообрядцы-поповцы в Гуслицах (село Владимирской губернии) и в Загарье (куст сел Богородского уезда Московской губернии). С последней четверти XVIII века получает известность московская медница старообрядцев-федосеевцев. В XIX столетии число старообрядческих центров литья увеличивается. Они появляются в селе Красное Костромской губернии, в селе Старая Тушка Вятской губернии, на Урале, в Западной Сибири и в других регионах России.
Религиозные книги
В основе сохраняемой староверами дониконовской традиции лежала книга. Большинство старопечатных и рукописных древнерусских книг было сохранено именно старообрядцами. Восстанавливая книги, их заново переплетали, сохраняя мастерство изготовления кожаных переплетов с тиснением и застежками. Так как староверы долгое время не имели доступа к типографиям, необходимость тиражирования книг путем рукописного мастерства способствовала сохранению искусства каллиграфии и книжной миниатюры.
Предметы старообрядческой веры приобретали в специальных книжных лавках на Макарьевской ярмарке.
«…И тут вспал ему на память Чубалов. «Самое распрекрасное дело, – подумал Марко Данилыч. – <…> Можно будет взять у него икон повальяжней да показистее. А у него же в лавке и образа, и книги, и медное литье, и всякая другая нужная вещь»…
… В его лавке все полки были уставлены книгами и увешаны образами, медными крестами и пучками кожаных лестовок заволжской семеновской работы. Более редкие вещи и древняя утварь церковная и хоромная хранились в палатке наверху. Там же старинщики обыкновенно держали раскольничьи бумажные венчики, что полагаются на покойников, разрешительные молитвы, что кладутся им в руку во время отпеванья, и вышедшие из одних с ними подпольных типографий «Скитские покаяния», «Соловецкие челобитные», буквари и другие книги, в большом количестве расходящиеся между старообрядцами. В палатках держали также рукописные «Цветники», «Сборники челобитные», «Ответы» и другие сочиненья, писанные расколоучителями. Все это товар продажный, но заветный… Не всякому старинщик его покажет. До тех пор не покажет, пока не убедится, что от покупателя подвоха не будет. Только избранным, надежным людям, что сору из избы не выносят, у старинщика все открыто. При незнакомых он с самым близким человеком слова напрямки не скажет, а все обиняком, либо по-офенски».
Токарное ремесло
В Нижегородской губернии токарный промысел был развит на территориях с обилием леса, в частности, осиновой породы, и множеством маленьких рек, на которых удобно ставить водяные токарни. Таковы Семеновский, Балахнинский и частично Макарьевского уезды.
Токарное производство деревянной посуды и игрушек было распространено преимущественно в Семеновского уезде. Выработкой и окраской мебели, стульев, табуретов и шкатулок занимались в Макарьевском уезде Костромской губернии и Городце, куда и стекался весь этот товар. Поэтому все эти изделия назывались городецкими, нижегородскими.
При производстве деревянной посуды существовало четкое разделение труда, соответственно трем основным этапам. Первый – подготовка осиновых баклуш для изготовления посуды; второй – точение блюд из баклуш и чашек; третий – крашение изделий.
Баклуши и цельный лес стоили недешево, поэтому производством блюд могли заниматься хозяева, располагающие капиталом от тысячи рублей, отсюда их название «тысячники». В производстве блюд, требующих более значительных денежных оборотов, для работы в хозяйских мастерских нанимали работников; при производстве чашек – трудились своей семьей.
Токарь считался хорошим специалистом, если мог выточить в день около 100 чашек или блюд. Главным, почти единственным местом сбыта белой точеной посуды служило село Хохлома Семеновского уезда. Сюда ее свозили не только из нижегородских сел, но и из Костромской губернии. Покупателями белой посуды были хозяева красилен. При крашении посуду сначала покрывали олифой, затем наводили на нее оловянную полуду, разрисовывали минеральными красителями, обладающими высокой стойкостью к воздействию температуры, и, наконец, покрывали лаком.
«Леса заволжанина кормят. Ложки, плошки, чашки, блюда заволжанин точит да красит; гребни, донца, веретена и другой щепной товар работает, ведра, ушаты, кадки, лопаты, коробья, весла, лейки, ковши – все, что из лесу можно добыть, рук его не минует. И смолу с дегтем сидит, а заплатив попенные, рубит лес в казенных дачах и сгоняет по Волге до Астрахани бревна, брусья, шесты, дрючки, слеги и всякий другой лесной товар. Волга под боком, но заволжанин в бурлаки не хаживал. Последнее дело в бурлаки идти!»
Ложкарный промысел
В Семеновском уезде Нижегородской губернии находился известнейший центр производства деревянных ложек. Промысел являлся одним из самых прибыльных. Более чем в 130 селах Семеновского уезда ложкарным делом занимались на промышленной основе. Здесь насчитывалось более 8000 ложкарей, которые в год вырабатывали до 150 миллионов ложек, расходившихся по всей России.
Материалом для производства ложек служило дерево разных пород: осина, береза, клен, пальма, ольха, рябина, можжевельник, изредка – клен и пальма.
Процесс изготовления ложек начинался с заготовки баклуш – обтесывания отрубленных кусков дерева. Этим обычно занимались подмастерья – мальчики 7–10 лет. Обтесанную заготовку теслили – т.е. долбили теслом – изогнутым резцом. Эту работу выполняли подростки 10–15 лет. Затем взрослый работник-ложкарь вырезал из баклуши черпак и округлял черенок с заостренным шариком на его конце – коковкой. Конец черенка вырезали иногда также в виде двуперстного сложения.
Вырезанную, но еще шероховатую ложку затем отделывали женщины, сглаживая неровности. Девочки-подростки лет 12-ти тут же писали, или кропили ложки – используя чернила и клеевые краски, рисовали на внутренней стороне гусиным пером узоры и изображения монастырей, цветов, домов, деревьев и т.п.
Выделанные ложки отправляли на рынок. От скупщиков они поступали к завивальщикам – для обтачивания на особом токарном станочке коковок, округления черенков и нарезки рубчиков.
Окончательно отделанная ложка поступала к красильщицам, которые натирали поверхность ложки сухими квасцами для отбеливания, а затем олифили. Далее ложки левкасили специальным составом и ставили для просушки на грядки над печью. Натирание ложек, по мере их просушки через 3–4 часа, осуществляли трижды. После в жарко натопленной печи их закаливали. Через 10–12 часов ложки вынимали «зарумяненными» и готовыми.
Основными рынками для продажи ложек скупщикам были ярмарки Городца, Нижнего Новгорода и Ирбита в Пермской губернии. Торговлю производили тысячами.
Виды ложек и их названия
Разные ложки имели свои названия.
Межеу́мок – простая широкая ложка средней величины.
Буты́рка (от «буты́рить» – переворачивать, перемешивать) – толще и грубее, чем межеумок, самая крупная; использовали бурлаки; носили ее за лентой шляпы на лбу вместо кокарды, как своего рода знак отличия.
Баска́я, или боска́я (красивая) – длинноватая тупоносая ложка, разукрашенная.
Полубаска́я – ложка, несколько круглее, чем тупоносая баска́я покруглее
Носа́тая – любая остроносая ложка.
То́нкая – ложка тонкой и чистой отделки.
Бе́лая – некрашеная ложка.
Крестова́я – ложка с резным изображением двуперстия на конце черенка вырезали; использовали старообрядцы для причащения.
С гранечком – ложка с резной ручкой.
Угла́стая, или крива́я – с ручкой, изогнутой под углом для удобства еды.
Делали в Нижегородской губернии и складные ложки (самые дорогостоящие), а также дюжинные, или чайные, горчичные, сливочные, икрянки, детские и др.
Рыболовный промысел
Нижний Новгород и его окрестности издавна славились как один из крупнейших центров рыболовного промысла. Местные реки были богаты рыбой, и это занятие на Волге приносило большие доходы. Промысел был сосредоточен в прибрежных селениях, особенно в Нижегородском, Макарьевском, Балахнинском, Горбатовской, Васильском уездах.
Воды, в которых ловили рыбу, принадлежали различным ведомствам, казне, городским и сельским обществам государственных удельных крестьян и частным лицам. В Волге ловили: осетра, белугу, севрюгу, стерлядь, шипа, лосося, сазана, щуку, окуня, ерша, карася, линя, сорожку, леща, язя, судака, сома, налима, пескаря, голавля, жереха, плотву и многих других рыб. Самой многочисленной из семейства осетровых в регионе была стерлядь, она и являлась самой важной и ценной из промысловых рыб.
Для ловли использовали разные снасти: разнообразные сети (невод, бредень, мережу, вентерь, частуху, ботальную дель – двойная сеть и др.), приспособления (морду, ванду, неред, перемет, шашковую снасть, рашню – сетчатый кошель на обруче для ловли раков; хребтину – типа донки), орудия (острогу, ботало – шест с дощечкой на конце для битья о дно, чтобы загнать рыбу или раков в сети или в рашню). Устанавливали сооружения в реках и озерах (забор, закол или язь); выходили на разных суднах (например, косной – легкой лодке для переездов, ботнике – долбленой из осины, ходкой и маневренной лодке).
На Волге невод 1–2 раза за лето смолили, опуская частями в котел со смесью горячей смолы с водой. На реке Унже его олифили: невод помещали в холодную олифу и 2–3 года ловили им рыбу. В некоторых местностях сети дубили в отваре коры ольхи.
Рыбу сбывали прасолам – оптовым торговцам, преимущественно казанским, нижегородским и некоторым другим. За лето рыбаки с лодки получали хороший заработок – от 150–500 рублей, за вычетом расходов в 80–100 рублей на содержание и починку снастей, наем рабочих.
Сетковязальный промысел
Сложные сети – дели (в две нитки, длиной около 20 м, в ширину 40 ячеек) и тройные (в три нитки, длиной около 15 м, в ширину 30 ячеек) – рыболовы обычно плели не сами, а покупали. Крупный сетковязальный промысел локализовался в Балахнинском уезде.
Изготовление сетей имело по преимуществу семейный характер. Работу выполняли по заказам, получаемым от так называемых «сеточников» – торговцев сетями, которые снабжали вязальщиков необходимым материалом и принимали от них уже готовые изделия. Для вязания сетей употребляли пеньковую и реже льняную пряжу. Основные инструменты – это вязальные иглы и доски-шаблоны для формирования определенной величины сеточных ячеек. Ссучиванием пряжи при помощи нехитрых деревянных или лубочных колес занимались мужчины. Собственно вязанием сетей занимались женщины и дети. Самые искусные вязальщики при работе 14–16 часов в сутки зарабатывали обычно 6 копеек в день, 8–10 копеек – в самую горячую пору.
Резьба и инкрустация: донец для гребней и прялок. Промысел изготовления самобытных донец возник на левом притоке Волги – реке Узоле, протекавшей в Ковернинском уезде Костромской губернии и Городецком уезде Нижегородской губернии. Донца из осины инкрустировали мореным дубом, который добывали в реке, где, пролежав не одно десятилетие, дубовые кряжи приобрели иссиня-черный цвет. Поднятую из воды древесину использовали лишь после нескольких лет просушки. Сердцевину колоды кололи на тонкие, в пять миллиметров, пластинки и из них вырезали ножом вставки в донца.
В композиции донец эти вставки – кони, птицы, мундиры солдат, фраки кавалеров, юбки и головные уборы дам – являлись центральными элементами. Композиция, как правило, располагалась в два-три яруса, разделенные резными орнаментальными полосами. Накладывая вырезанные из дуба фигуры на осиновое донце, их очерчивали. По нанесенному контуру долотом выбирали выемки на толщину вставок, которые затем крепили дубовыми шкантами. Место для отверстий под шканты выбирали с учетом рисунка.
После закрепления дубовых фигур мастер контурной резьбой наносил детали рисунка, обозначая отдельные элементы скобчатыми порезками. В середине XIX века инкрустированные донца стали дополнительно украшать, подкрашивая фон, а позже – и саму резьбу; впоследствии начали вводить красочные сюжетные рисунки. Инкрустированные орудия были настоящими произведениями искусства, Поэтому, когда заканчивали прясть, гребень вынимали, а донце вешали на стену как украшение.
Городецкая роспись по дереву появилась в середине XIX века, в селениях по берегам Узолы, Унжи, Керженца, а также по правому берегу Волги. Этот вид народного искусства известен по донцам для гребней, он пришел на смену резьбе с инкрустацией мореным дубом. В декоре первых расписных изделий сохранялись композиция и сюжеты инкрустированных донец.
Основные мотивы и образы росписи – «дамы» и «кавалеры» во время чаепития, застолья, прогулки в саду или по улице, поездка на лошадях, конь, птицы, стилизованные цветочные орнаменты. Истоки городецкой росписи лежат не только в искусстве резьбы, но и в развитом иконописном мастерстве заволжских скитов и пустынь XVIII века. Городецкой росписью украшали вальки, сундуки, дуги, сани, мебель, ставни, двери, детские игрушки. Встречается она в холодной технике на токарных изделиях: братинах и солонках.
Хохломская роспись по дереву была известна по всей России и стала одним из символов русской культуры. Промысел зародился в XVII веке в селе Хохлома Семеновского уезда, известного крупными старообрядческими монастырями, такими как Шарпанский и Оленевский скиты. С течением времени искусство хохломской росписи распространилось по всему Заволжью, само же село Хохлома стало местом базаров, где мастера приобретали заготовки, а готовые расписанные изделия продавались оптом.
Среди важных этапов подготовки к росписи были: грунтовка предмета (глиной или вапой), масляное покрытие (олифой или льняным маслом) в несколько слоев, с просушкой, что придает изделию глянец и гладкость; лужение при помощи добавления алюминиевого порошка – для эффекта зеркальной поверхности. Для росписи использовали краски в основном черного, красного, золотистого, иногда зеленого цвета. Типичными орнаментальными мотивами хохломской росписи являются: травный рисунок – витиеватые травинки, в ажурное переплетение которых вписаны мелкие колоски, ягодки, горошек; рисунок под листок или под ягодку – плавные формы листьев и ягод, выполненные широкими мазками. Так расписывали преимущественно разную посуду: миски, тарелки, ложки, чашки, солонки, ковши и др. – а также иногда мебель.
История Нижегородской ярмарки началась 20 июля 1817 года. На протяжении целого века, с момента переноса из-под стен Макарьевского Желтоводского монастыря, основанного прп. Макарием в первой половине XV века на берегу Желтого озера, в Нижний Новгород в 1817 году, ярмарка определяла ритм жизни города и его значение для Российской империи. Ежегодно ярмарка торжественно открывалась 15 июля с поднятия флагов на Макарьевской часовне. Спускались флаги 25 августа.
Современники наделяли Нижегородскую ярмарку красочными эпитетами – «уставщица всей русской торговли», «меновой двор Европы и Азии». К числу важнейших товаров на ней относились: железо, преимущественно уральское, в разных видах (листовое, сортовое, чугун, проволока, изделия); сырые и выделанные кожи; меха; краски, клеи, технические масла; чай; рыба: красная, осетр, стерлядь, севрюга и др. В инструментальном ряду продавали косы, серпы, медно-скобяной товар, а также токарные, плотничьи, столярные и другие принадлежности. В знаменитый колокольный ряд привозили колокола разных величин и фасонов с заводов Ярославля, Саратова, Пензы и города Слободского Вятской губернии. В разных рядах шел торг коврами, сундуками, стеклянной и фарфоровой посудой, валяной обувью, варежками и чулочным, мануфактурным, галантерейным товаром.
В ложкарном ряду торговали деревянными изделиями, производимым кустарями Семеновского уезда: ложками, чашками, кубышками, лопатами, скамейками и многим другим. В специальных лавках можно было приобрести религиозные и мирские книги, иконы, киоты, лампады, ле́стовки.
Несомненно, Нижегородская ярмарка являлась событием мирового масштаба. Располагаясь на пути движения грузов между Европой и Азией, она охватывала многие страны, отдаленные регионы мира. Нижегородская ярмарка занимала особое положение в экономической жизни России, исполняя значительную роль в процессе формирования всероссийского рынка. Последняя по срокам проведения среди других ярмарок близкого уровня, она подводила итоги за целый год работы всего народного хозяйства страны. На ней устанавливались российские торгово-промышленные цены на основные товары: металл, мануфактуру, меха, рыбу, соль, чай, хлеб и другие.
Мужская одежда. В мужской костюм входила рубаха-косоворотка, застегивающаяся на пуговицы, штаны, пояс, головной убор. Повседневная одежда была из домашних тканей, праздничная – из покупных. Старообрядцы-поповцы любили носить красные и цветные рубахи из разных шелковых тканей, кумача, александрийки. Праздничные штаны для молодых парней и зажиточных мужчин шили из плиса. На голове носили валяную шляпу, картуз, в холодное время года – малахай (коническую меховую шапку с большими ушами). В качестве верхней одежды использовали зипуны, кафтаны, нередко из покупного синего сукна – сибирки.
«Алексей вынимал из укладки праздничное платье: синюю, хорошего сукна сибирку, плисовые штаны, рубашку из александрийки».
«Вдруг распахнулась дверь из сеней и вошел Патап Максимыч, одетый по-домашнему: в широкой рубахе из алого канауса, опоясанный шелковым поясом, вытканным в подарок отцу покойницей Настей».
Костюм девушек и женщин состоял из рубахи, сарафана, платка, часто надеваемого в роспуск. Повседневные рубахи бывали из домашнего холста или ситцевые, праздничные – из тонких хлопчатобумажных тканей белого цвета (нередко из кисеи, батиста), с рукавами, украшенными по краю кружевом. Сарафаны, распашные косоклинные – саяны и круглые московские, шили из самых разных тканей. Обыденные сарафаны у небогатых женщин были из домашней крашенины.
Девушки поверх сарафана носили широкий передник, а на голове в праздничные дни – повязки, украшенные разноцветными стеклами и жемчугом или рубленым перламутром.
«Тут завидела Таня, что идет к ней навстречу с другого конца деревни высокая, статная женщина, далеко еще не старая, в темно-синем крашенинном сарафане с оловянными пуговками, в ситцевых рукавах, с пестрым бумажным платком на голове и лычным пестером за плечами».
«А уж Настя!.. В именины-то, знаешь, у них столы народу ставили… Вот тут посмотрела бы ты на ихние наряды, как с родителями да с гостями они вышли народ угощать…
– Был на ней сарафан, шелковый голубой, с золотым кружевом, – рассказывала Фленушка, – рукава кисейные, передник батистовый, голубой синелью расшитый, на голове невысокая повязка с жемчугами. А как выходить на улицу, на плечи шубейку накинула алого бархата, на куньем меху, с собольей опушкой».
Костюм монахинь и белиц включал рубаху, косоклинный сарафан, платок. Платок носили в роспуск (два конца лежали на спине) или складывали на угол, в обоих случаях два конца спереди скрепляли под подбородком. У монахинь вся одежда была темного цвета – синего или черного. Белицы же носили светлые рубахи и платки, а также поверх сарафана могли повязать разноцветный передник.
«…А белицы бывали хорошие, молодые, красивые, полные такие да здоровенные - кровь с молоком. Ходят чистенько: юбки, рубашки миткалевые, кофточки полотняные... При сторонних в черных сарафанах с цветными широкими ситцевыми передниками. Пойдешь по светлицам: там они сидят, бисерны кошельки вынизывают, шелковы пояски ткут, по канве шерстями да синелью вышивают...»
Настоящим «царством женских скитов» в Нижегородской губернии исследователи называют Керженец. Наиболее известными здесь были три скита: Шарпанский, Оленевский и Комаровский. Последний был самым крупным и богатым. Число жителей в Комаровском скиту достигало 2000 человек. В 1853 году в нем оставалось 12 обителей, где проживало около 500 монахинь и 500 белиц – послушниц.
Деятельность скитниц имела значение для всей округи. Монахини совершали требы в домах староверов, крестили, исповедовали, причащали, разъезжали с миссионерской целью по разным губерниям и собирали пожертвования.
Именно скитами во многом поддерживалась старообрядческая сеть: сюда приезжали за советом и благословлением богатые купцы, здесь воспитывались их дочери, отсюда посредством шифрованной переписки осуществлялась информационная связь скитов друг с другом и со столичными центрами.
Скитская духовная работа щедро вознаграждалась. Обители жили обильными подаяниями богатых старообрядцев за то, что скитницы добросовестно молились о здравии благодетелей, поминали за упокой их сродников.
Жизнь в скиту была хорошо организована, все функции четко распределялись между жительницами. При этом скит вовсе не был мрачным местом: сюда приезжали погостить купеческие дочери (прихватив с собой не один десяток сарафанов) и молодые купцы; при соблюдении приличий девушки здесь и наряжались и веселились. Были здесь и любовь, и тайные встречи, и побеги с женихами – свадьбы самокруткой.
Воспитание в скитах, обучение женским ремеслам и рукоделию
Скитские монахини были образованными и начитанными: наизусть знали православные канонические книги, псалмы, духовные стихи, «Стоглав», памятники древлеотеческого предания. Поэтому на воспитание и обучение сюда отдавали дочерей богатые купцы. Здесь же в статусе белиц, с перспективой стать монахинями, получали знания и умения безродные девочки.
Много времени уделялось переписыванию богослужебных и других книг, пению по крюкам, женским ремеслам (прядению, ткачеству, вышиванию, изготовлению поясов) и белоручным работам (кружевоплетению, вышивке бисером и шелками, золотному шитью).
В скитах, как и в мирских селениях, девичьи занятия прядением и разными видами рукоделия проходили в форме посиделок-супрядок. Плоды кропотливых и разнообразных трудов постоянных жительниц обителей составляли подарочный и благотворительный фонд скитов.
«В скитских стенах каждый день, кроме праздников, работа кипела с утра до ночи... Пряли лен и шерсть, ткали новины, пестряди, сукна; занимались и белоручными работами: ткали шелковые пояски, лестовки, вышивали по канве шерстями, синелью и шелком, шили золотом, искусно переписывали разные тетради духовного содержания, писали даже иконы. Но никто на себя работать не смел, все поступало в общину и, по назначенью настоятельницы, развозилось в подарки и на благословенье «благодетелям», а они сторицею за то отдаривали».
Нижегородское искусство золотного шитья
Издавна в Нижегородской губернии золотным шитьем славились Городецкий, Арзамасский и Макарьевский уезды. Одним из распространенных приемов местных мастериц было рельефное шитье по «карте» – вырезанному из бересты шаблону. Для фона чаще всего использовали бархат. Большое число изделий, декорированных золотными нитями в разных техниках, вышло из мастерских многочисленных женских монастырей и скитов. Нижегородские старообрядческие лестовки нередко декорировали с помощью золотного шитья. Детали женских и девичьих праздничных костюмов можно было заказать мастерицам в селах и уездных городах.
В Городце изготовляли покрытые золотыми узорами душегреи-кафтанчики – одно из основных украшений праздничного костюма. Богатством и красотой отличается золотошвейный декор нижегородских девичьих повязок и женских головных уборов: кокошников, повойников.
Особенно славились красотой и качеством платки старообрядческих заволжских скитов Городецкого уезда. Промысел по изготовлению золотошвейных платков существовал также на юге от Нижнего Новгорода в Арзамасском уезде, в Макарьевском уезде. Для платков использовали легкие ткани: шелк (атлас или тафту), миткаль, батист, кисею. Старообрядки носили платки темного цвета: синего, коричневого, фиолетового, бордового, черного.
Помимо платков в Нижегородской губернии изготовляли головки – головные уборы замужних женщин в виде косынки из атласа или тафты с золотной вышивкой на очелье и по концам. Такие головки шили преимущественно ярких расцветок, в старообрядческой же среде применяли только черный и лиловый шелк. Они были распространены в Семеновском, Нижегородском, Горбатовском, Балахнинском уездах, где их носили до конца XIX столетия.
Многие образы в орнаменте платков и головок являются наследием древнерусского церковного шитья: цветы, подобные колокольчикам и гвоздикам, гроздья винограда, птицы.
Свадьба-«самокрутка»
Свадьба не обычным порядком, а самокруткой (уходом, убёгом) бывала у русских, когда родители по каким-либо причинам не хотели «честью» отдавать дочь замуж за ее избранника. На такой шаг отваживались девушки побойчее, заранее договорившись со своим парнем.
Подобные свадьбы – похищение невесты из родительского дома и тайное венчание с нею – нередко случались и в старообрядческой среде, причем зачастую вступающие в брак отправлялись венчаться не к старообрядческому священнику, а в православную церковь, считая, что в этом случае молодых не разведут родители.
Если родственники девушки, пускаясь в погоню за беглецами, настигали их, то «отбивали невесту» у жениховой стороны. Иногда дело доходило до крови. Если догнать жениха с невестой не удавалось, тогда после венчания новобрачные через день-другой отправлялись просить прощение у родителей девушки, кланялись им в ноги. Случалось, что родители за проступок лишали дочь приданого и не устраивали свадебного пира, иногда не прощали вовсе.
В знак согласия на брак девушка перед свадьбой уходом отдавала жениху ленту и кольцо.
«… – Ты про тятеньку, что ли? – спросила Настя.
– Да…
– Повенчавшись, придем да в ноги ему, – усмехнулась Настя. – Посерчает, поломается, да и смилуется… Старину вспомнит… Ведь сам он мамыньку-то «уходом» свел, сам свадьбу-самокрутку играл… вспомнит и простит… Играют же свадьбы «уходом», не мы первые, не мы, и последние… Да с чего ты взял это, голубчик?.. Тятенька ведь не медведь какой… Да что пустое толковать!.. Дело кончено – раздумывать поздно, – решительно сказала Настя. – Вот тебе кольцо, вот тебе и лента.
Сняла золотой перстень с руки, вырвала из косы ленту и отдала Алексею. Таков обычай перед свадьбами-самокрутками. Это нечто вроде обрученья.
Медленно принял Алексей свадебный дар и, как водится, поцеловал невесту».
Дары. Приданое
К брачному возрасту у каждой девушки собиралось приданое. Частью его были дары, которые в процессе свадебного обряда невеста раздаривала новым родственникам и некоторым участникам свадьбы. Наиболее распространенным предметом даров служило полотенце; кроме того, ближайшей родне жениха невеста преподносила предметы одежды или ткань на наряды, а также платки. Приданое состояло из нескольких частей. Прежде всего, это была одежда на любое время года и разные случаи жизни; платки, обувь и прочее. Кроме одежды в приданое входили постельные принадлежности, домашняя утварь, кровать. В зажиточных семьях дочерям покупали мебель, посуду.
«А тут подоспели Парашины сборы. В один чемодан всего не убрать, другой прихватили… Одного платья чтó брала… Платки левантиновые, две шали турецкие, лент в косу десятка два, передники всякие, рукава, сарафанов дюжины полторы: ситцевые для прохлады, шерстяные для обиходу, шелковые для наряду в часовню аль при гостях надеть… Нельзя же Параше без дорогих нарядов – не простая девица в скиты едет, – одна-единственная дочка Патапа Максимыча».
Отмечание рождения и крещения ребенка в старообрядческой среде происходило в едином русле с общерусской традицией. Так у нижегородских старообрядцев существовал обычай, согласно которому замужние женщины приходили в гости к роженице и одаривали ее выпечными изделиями: пирогами, булочками и подобным.
Крестины завершались обедом, в рамках которого проводился ряд ритуальных действий, проговаривались формульные тексты; для вкушения подавали особые блюда.
Особая роль на крестинном обеде принадлежала бабка-повитухе. Она исполняла роль распорядительницы трапезы. Повитуха готовила для обеда так называемую бабину кашу, потчевала ею и пирогом курником гостей. Именно она кормила молодого отца особым блюдом – круто посоленной кашей. Трудности при съедании такого блюда отцом вызывали смех присутствующих гостей. Кроме того, повитуха заставляла его выкупать ложку – деньги обычно шли в ее пользу. Все действия бабка сопровождала пригово́рами и за́говорами. Обязательным моментом крестинного обеда являлось благодарение и одаривание повитухи.
«Вдруг перед честной беседой явилась знаменитая повариха, а теперь и бабушка- повитуха Дарья Никитишна. В полушелковом темно-красном сарафане, в гарнитуровом холоднике, в коричневом платке с затканными серебряными цветочками на голове, павой выплыла она в горницу с уемистым горшком пшенной каши. С низким поклоном поставила она его перед Васильем Борисычем и такие речи примолвила ему по-старинному, по-уставному:
– Что туман на поле, так сынку твоему помоленному, покрещенному счастье-талан на весь век его! Дай тебе Бог сынка воспоить, воскормить, на коня посадить! Кушай за здоровье сынка, свет-родитель батюшка, опростай горшочек до последней крошечки – жить бы сынку твоему на белом свете подольше, смолоду отца с матерью радовать, на покон жизни поить кормить, а помрете когда – поминки творить!
Взял ложку Василий Борисыч. А каша-то крутым-накруто насолена, перцу да горчицы в нее понакладено. Съел ложку родитель, закашлялся…
А гости хохочут, сами приговаривают:
– Ешь кашу, свет родитель, кушай, докушивай! Жуй да глотай бабину кашу на рост, на вырост, на долгую жизнь сынка! Все доедай до капельки, не то сынок рябой вырастет.
Три пота слило с Василья Борисыча, покамест не справился он с крестильной кашей…
– Теперь, свет-родитель, ложку изволь выкупать, – сказала Никитишна, ставя перед Васильем Борисычем подносик.
Выкупил ложку Василий Борисыч, положивши бабушке пятишницу.
Пошла Никитишна вкруг стола, обносила гостей кашею, только не пшенною, а пшена сорочинского, не с перцем, не с солью, а с сахаром, с вареньем, со сливками. И гости бабку повитуху обдаривали, на поднос ей клали сколько кто произволил. А Патап Максимыч на поднос положил пакетец; что в нем было, никто не знал, а когда после обеда Никитишна вскрыла его, нашла пятьсот рублей. А на пакетце рукой Патапа Максимыча написано было: «Бабке на масло».»